Три года назад зимой я шла на остановку. Говорила по телефону, поскользнулась и ударилась затылком об лёд. В больнице мне поставили диагноз: сотрясение и микрокровоизлияние. С этого момента вся моя жизнь разделилась на период до травмы и после.

Впервые в жизни я столкнулась с потерей памяти. Как-то раз встала утром и не смогла вспомнить, в каком месяце родилась, хотя помнила число и год. Мне стало страшно, и я побежала проверять дату в соцсетях. Провалы в памяти продолжались. В основном они касались каких-то мелких вещей: например, я считаю до четырёх, а какая цифра идёт дальше — понять не могу. В транспорте могу забыть, куда и зачем еду. Иногда я даже забывала, что у меня дома живёт кот. Через некоторое время память возвращалась. В больнице сказали, что такое может быть от удара. А позже пришла ещё одна беда: на фоне сотрясения оторвалась сетчатка глаза, и я на 10 дней потеряла зрение. Мне сделали операцию, после чего пришлось осесть дома на пять месяцев.

Во время лечения я стала часто задумываться о своей жизни. Раньше я работала в офисе, но это было совершенно не моё. Если честно, вообще не представляю, что я там забыла! Я вспомнила, что, когда ослепла на один глаз, первой моей мыслью было: «А как же я теперь смогу писать?». Я поняла, что хочу всё бросить и вплотную заняться творчеством. Мне кажется, все мои проблемы были для меня своего рода знáком. Раньше я пыталась закрыться от самой себя и от мира, поэтому вселенная как будто сказала мне: ну, получай, что ты хочешь! Не хочешь видеть этот мир — я покажу тебе, каково это!

Депрессия способна раздавить тебя: как только ты дашь ей себя поглотить, вернуться назад будет очень-очень сложно. Именно творчество не дало мне потонуть в потоке негатива. Хотя иногда писать было так тяжко — сил не было совсем! Но даже в эти периоды я каждый день старалась писать по строчке, потому что понимала: иначе вообще ничего не напишу. Вот эта двойственность на самом деле здорово мотивирует. Депрессия и провалы в памяти открыли для меня новый спектр эмоций: я добавила щепотку маргинальности в свои произведения — у них появился шарм. А ещё депрессия помогает писать сказки. У этого с первого взгляда парадокса есть вполне логичное объяснение. В сказках всё предельно ясно: вот добро, вот зло. Ты уходишь в этот простой мир и своими руками делаешь его таким, каким хочешь.

Мне очень помог психолог из Питера, зовут его Сергей Казанский. Он человек творческий и отлично меня понял. Сейчас, когда опять накатывает депрессия или, как я это называю, «шумит червоточина», то я пытаюсь почувствовать себя «здесь и сейчас». Это помогает. Ещё занимаюсь медитацией и спортом. Я почти справилась со всеми трудностями, хотя недавно у меня вновь произошёл провал в памяти — впервые за полтора года. Это немного пугает.

Алиса*, сценарист
(депрессия и провалы в памяти)

После операции моими спутниками стали мигрень, бессонница и ночные кошмары. Жуткие кошмары! Я совсем перестала спать. В тот период я начала чувствовать, что у меня уже съезжает крыша. У меня начались истерики — настоящие, с битьём посуды и паникой. Я рада, что тогда жила одна и близкие меня не видели. В реальной жизни истерика выглядит очень страшно — это совсем не похоже на киношную секси-психопатку Харли Квин, которая смеётся и раскачивается на качелях. На самом деле ты тупо трясёшься где-то в углу, измазанная в блевотине. Меня стали мучать навязчивые страхи: я боялась оставаться дома одна — мне казалось, что ночью кто-то может залезть в квартиру. В общем, я обратилась к психиатру. Уже не помню, какой диагноз мне поставили: что-то вроде «острое депрессивное расстройство на фоне реакции на наркоз». И прописали антидепрессанты и транквилизаторы.

Когда я начала пить таблетки, мне действительно стало легче: точнее, просто стало на всё пофиг. Наконец-то я смогла нормально засыпать! Я должна была пропить лекарства месяц, но в какой-то момент не смогла остановиться. В итоге пропила транки почти полгода. Один раз даже подделала рецепт, чтобы их купить. Как только я чувствовала малейшую тревогу, то сразу же пила таблетку и ложилась спать. При этом моя депрессия никуда не ушла, а только усилилась. Я перестала двигаться, думать и вообще что-либо делать. Чувствовала, что опускаюсь на дно. Позже я всё-таки смогла найти в себе силы слезть с таблеток и вылечить мигрень. Провалы стали редкими: один или два раза в год.

Мои проблемы начались ещё в детстве: если я катался во дворе на велосипеде и делал петлю вокруг дома, то обязательно старался сделать ещё одну, в обратную сторону, — чтобы не случилось что-нибудь плохое. Что конкретно, я тогда не представлял, просто было ощущение, что я должен это сделать. С возрастом мои страхи усилились и приобрели реальные формы. Например, если я смотрел на какого-то человека и вдруг думал о смерти, меня начинал преследовать страх, что теперь этот человек умрёт. Как будто мои мысли могли сбыться. При этом я прекрасно понимал, что навредить кому-то одной лишь мыслью невозможно. Однако в этом понимании существовала какая-то невидимая брешь, из которой фонтаном бил иррациональный страх: «А вдруг?!». ОКР пробивает любую логику, с ним невозможно справиться доказательствами, фактами и так далее. Страхи просто сами прут из твоей головы, и ты автоматически воспринимаешь их серьёзно, даже если понимаешь всю их бредовость. И ничего не можешь с этим поделать.

Иван*, журналист
(навязчивые мысли (обсессивно-компульсивное расстройство, ОКР))

Чтобы избавиться от потока беспокойства, человек начинает придумывать защитные ритуалы. Хотя на самом деле они рождаются сами собой. Например, ты думаешь: «Я сегодня не буду есть ничего сладкого, и мои страхи не исполнятся». Не выполнишь ритуал — тебя начнёт преследовать предчувствие, что твои страхи всё-таки могут сбыться. Уйти от этих переживаний невозможно — даже в самые яркие моменты жизни ты будешь ходить с хмурым лицом и бесконечно думать, думать, думать… Люди с ОКР ежедневно тонут в огромном количестве ритуалов, противостоять им крайне трудно.

Через какое море стыда и позора мне пришлось пройти из-за ОКР, сейчас даже вспоминать жутко! Несколько лет я вообще был практически недееспособен. Я тогда работал в офисе, постоянно опаздывал на работу и заваливал самые простейшие задания, типа распечатать и подписать у руководителя документ. Огромную часть моего времени занимали ритуалы, не выполнить которые казалось невозможным. Я совершал кучу нелепых и бессмысленных поступков: произнести в разговоре одну и ту же фразу трижды, в течение пяти минут пять раз зайти в комнату и так далее. Я бесконечно мыл руки — это ещё одна фишка ОКРщиков, про неё можно наговорить на отдельную статью. От постоянного мытья мои кисти стали белыми — с небольшим налётом мыла.

С детства я хотел стать писателем, да и вообще интересовался искусством и философией. Но болезнь сильно ограничивала меня в этом. Например, если я пытался написать какой-то рассказ, то не мог начать его со страхами в голове. Мне казалось, что тогда всё, что я напишу, будет способствовать их исполнению. А засесть за работу с «чистой» головой очень сложно — когда пытаешься сделать это специально, беспокойство только нарастает, и поток страхов усиливается. В конечном итоге ты просто выматываешься, заходишь в тупик и всё бросаешь. Так у меня скопилась куча недописанных рассказов.

Но в чём-то ОКР, возможно, и помогает. Например, когда ты по многу раз совершаешь бессмысленные действия или просто часами смотришь в стену, стараясь совладать с бурей беспокойства внутри — это действительно даёт возможность нестандартно взглянуть на ситуацию. Или такой момент: сейчас, когда я пишу статьи, ОКР часто «запрещает» мне использовать какие-то отдельные слова. Я начинаю подбирать синонимы, что бывает совсем не просто, и это здорово прокачивает навыки писания. А ещё в творчестве важно настроение. Когда ты загнан в угол, измучен бесконечными страхами, мыслями и ритуалами — это реально помогает раскрыться. Внутренний надрыв часто стимулирует наши мыслительные и творческие способности. Так уж устроен человек. Но поверьте: даже всё это вместе взятое — довольно слабое утешение, если ты с трудом выполняешь бытовые вещи вроде завязывания шнурков.

Пытаясь избавиться от ОКР, я прошёл много психиатров, много каких таблеток пропил, но всё было бесполезно или в лучшем случае малоэффективно. В какой-то момент болезнь так меня утомила, страхов стало так много в моей жизни, что я «сбросил» большую часть из них. Это было сложно, но я как-то смог убедить себя не бояться и не выполнять ритуалы. Конечно, окончательно ОКР никуда не ушло. Быстро появились новые страхи. Но я давно осознал, что на самом деле выбора нет: либо ты хоронишь себя в этом, либо борешься — и тогда у тебя появляется шанс прожить свою жизнь так, как ты сам этого хочешь.

Это началось в 2017 году — где-то в январе-феврале. Я проснулась ночью и почувствовала неконтролируемый страх. Первая мысль была: «Что происходит?» Паническая атака — это когда тебе без причины становится дико страшно, ты начинаешь задыхаться, всё вокруг кажется нереальным. Ты думаешь, что вот-вот потеряешь сознание и умрёшь. В среднем приступ длится 10−15 минут. В такие моменты человек себя не контролирует, забивается в угол. Если атака происходит в людном месте, ему хочется убежать.

Ольга*, художник по боди-арту
(панические атаки)

Сейчас я уже догадываюсь, почему всё это произошло. Причина панических атак — это огромный клубок проблем, который надо распутывать. Например, мы с мужем живём вместе уже пять лет, а детей у нас нет. И все спрашивают: «Когда?». Ну, знаете, все эти разговорчики «а часики-то тикают» и так далее. При этом никого не интересует, чего я сама хочу от жизни. Я очень переживала из-за этого, но молчала — это, кстати, тоже причина. А пусковым механизмом стала поездка в Питер: мне там так понравилось, что, когда я вернулась в свою провинцию, у меня как будто пропал смысл жизни.

Я решилась пойти к врачу. Меня направили к психиатру, но наше общение как-то не задалось: меня встретила взрослая тётенька, которая всю жизнь проработала в психиатрической лечебнице. Помню, как сидела со списком таблеток, которые она мне выписала, и думала: пить их или нет — ведь от них много побочных эффектов. Но всё-таки решила пойти другим путём и нашла психолога. По её совету я стала каждое утро прописывать в тетради по десять благодарностей и стремилась довести их число до ста. Это было очень сложно, потому что ничего хорошего в своей жизни я тогда действительно не видела. Я писала «спасибо» за свет в квартире, за воду, за зимние ботинки. Я писала и ревела, потому что мне совершенно не хотелось этого делать. Хотелось лечь и лежать. Ещё психолог сказала, что самое лучшее в такой момент — не планировать что-либо, а начать жить прямо сейчас. Делать какие-то маленькие дела, пусть даже ты находишься в состоянии, когда у тебя руки-ноги трясутся. В итоге я стала нагружать себя творческой работой.

Оказалось, что творчество является эффективным способом ухода от проблем: оно позволяет не думать о плохом. Когда ты делаешь какую-то рутинную работу вроде глажки или мытья посуды, дурные мысли ещё лезут в голову, но если ты занимаешься творческим проектом, он поглощает тебя полностью. С одной стороны, панические атаки здорово вредили и этой стороне жизни: было немало случаев, когда я не могла из-за них что-то сделать или куда-то пойти. С другой стороны, парадоксальным образом они дали мне мощнейший толчок. Я так боялась навсегда остаться во всей этой заднице или оказаться в психушке, что решила прыгнуть выше головы и отправиться на всемирный конкурс по боди-арту. Пусть я и не заняла там первое место, но оказалась где-то в середине списка, что тоже неплохо.

Примерно через полгода усиленной работы над собой панические атаки ушли. Сейчас я чувствую себя нормально, хотя депрессия иногда всё же подкатывает. Я продолжаю прописывать благодарности, делаю физические упражнения — это мне очень помогает. Знаю: если отпущу себя, проблемы могут вернуться. А ещё я очень благодарна своему мужу, который вовремя смог понять и поддержать меня.

Что касается творчества, то 2017 год стал для меня самым продуктивным в этом плане: за него я сделала больше, чем за последние три года вместе взятые, хотя чувствовала себя очень и очень плохо. Участие в конкурсе помогло мне выйти на совершенно новый уровень. В другой ситуации я вряд ли решилась бы выступить на мероприятии такого класса, однако постоянный стресс вытолкнул меня из зоны комфорта — и волей-неволей пришлось грести вперёд.

*Все имена изменены.

Возможно, психические расстройства даны человеку вместе с талантом. Или же это болезнь разума, последствие того, что творческий человек каждый день живёт в двух мирах: вымышленном и реальном. Словно Одиссей, подплывший к Сцилле и Харибде, он балансирует между ними. Всё зависит от того, с какой стороны посмотреть. Кто-то будет сопротивляться болезни всю жизнь — и это принесёт свои плоды, другие же сделают её своим другом. Это личный выбор каждого. Если не можешь победить хаос в своей голове — возглавь его!

В первый раз я как-то слабо отреагировала. Подумала: «Ну мало ли, бывает». Однако атаки стали повторяться: сначала раз в день, потом — по нескольку раз в день. Вообще, для меня всё это было большим удивлением: я ведь не первый год занимаюсь йогой, медитирую и умею сохранять спокойствие. А тут бац — и такое! Приступы происходили и дома, и на работе. Я не понимала, что со мной творится, мне было очень страшно. К тому же поведение человека при атаке вызывает у окружающих закономерные вопросы. Например: мы с мужем смотрим кино, и тут мне становится плохо. Я встаю и молча ухожу на улицу, потому что мне срочно нужно на воздух. А он ничего не понимает. Муж решил, что я специально всё это делаю, чтобы с ним расстаться. Ещё во время панических атак происходит мощный выброс адреналина, поэтому между приступами эмоциональное состояние ухудшается. Мир кажется полнейшим тленом. В конце концов у меня появилось стойкое ощущение, что я на дне.

¹ Kay Redfield Jamison. Touched with Fire: Manic-Depressive Illness and the Artistic Temperament. — Free Press, 1996.) Jamison, K. R., Touched with Fire, Free Press (New York, 1993), pp 82 ff.

² Zara Christopher. Tortured Artists.

³ Takahiro Nemotoa, Ryoko Yamazawaa, Hiroyuki Kobayashia, Nobuharu Fujitaa, Bun Chinoa, Chiyo Fujiid, Haruo Kashimaa, Yuri Rassovskye, Michael F. Greenc and Masafumi Mizunof (November 2009). «Cognitive training for divergent thinking in schizophrenia: A pilot study». Progress in Neuro-Psychopharmacology and Biological Psychiatry 33 (8): 1533–1536.

⁴ Arnold M. Ludwig (1995) The Price of Greatness: Resolving the Creativity and Madness Controversy.